Иосиф Флавианович Пржевальский


Из автобиографии:
Война меня застала в должности - директора семилетки им. Дзержинского в деревне Вороны Витебского района. По воинскому учету числился в «неблагонадежных» и по первой мобилизации призван не был.
Через несколько дней уже началось строительство оборонительных сооружений. Возглавлял колонну - так называлась группа людей одного сельсовета. 
2-го июля вступил в истребительный батальон, состоящий из партийного и комсомольского актива района. Был назначен командиром взвода (в 1940 г. окончил курсы школьных военруков - вот и решили, что я, видимо, уже военный специалист). Выдали нам винтовки английского образца, наверное, еще из времен англо-бурской войны, и по 15 патронов. Я, правда, добыл «окольным» путем наган. Ловили диверсантов. Через несколько дней противник повел наступление на Витебск из раз¬ных мест. 
На «вооружении» у нас были бутылки с бензином. Горящих от нас танков, я правда не видел, но обгорелых своих хлопцев было немало. В итоге нашей обороны, нас, как и регулярников, разогнали, как куропаток… 
Организованно отходили до реки Двины, у деревни Островская (когда-то принадлежащей Пржевальским) нас окончательно рассеяли. Через день нашелся какой-то капитан и начал «сколачивать» из всех окруженцев группу на прорыв. Утром, кажется 8-го июля, или 9-го, мы попытались прорваться у Суража. Я, с двумя парнями пробрался в Витебск, а потом ушел в Скуратово. Туда же к матери перебралась и моя жена с дочерьми.
Занялся сельским хозяйством. В октябре на меня  «вышел» оставшийся по заданию директор соседней школы, старый коммунист Петруша И.П. Стало веселее. Осваивал постепенно «премудрости» разведки, конспирации и т.п. В декабре получил задание внедриться в ряды оккупационного руководства (у меня ведь была хорошая «крыша» - сын репрессированного). Три месяца «служил» в так называемой  «Управе» - старшим охраны. Надо было по условиям задания создать под видом полиции хорошо вооруженную группу из числа патриотов. Через три месяца под видом болезни туберкулезом ушел из управы после того как мой старший – Петруша И.П., ушел на связь и не вернулся…
Вскоре появилась в соседнем Лиознянском районе партизаны. Наладил связь. Задания по разведке стали более глубокими  и широкими.  Имея горячее сердце, но, к сожалению, и горячую голову попал в полевую тайную полицию. Терял сознание при допросах, два раза проходил психологическую обработку - имитация расстрела. Был освобожден под надзор полиции. 
Разведчиком я больше быть не мог и командование бригады дало приказ идти в строй. Мне для начала дали пулемет РГД. Уже месяц шли упорные бои. Владел им отлично. После этого принял отделение, а вскоре - взвод. 
Пережили тогда очень тяжелую зиму (1942 – 1943 гг.). Противник предпринял крупную карательную экспедицию против всех партизанских подразделений и соединений Витебщины. Несмотря на сильное сопротивление нас прижали к Калининскому фронту. Там в Щелбовских лесах легло нашего брата видимо-невидимо. Отдельные соединения тысячи на две прорвались через боевые порядки немцев и вышли за фронт (примерно процентов 20) . 
Наша «бригада Алексея» (так она называлась по имени комбрига Алексея Федоровича Данукалова) прорвалась по огородам Суража, где был немецкий штаб, и вышла в Конищевские леса. Это не очень далеко от поселка Пржевальское Демидовского района Смоленской области. 
За семь месяцев, в начале апреля 1943 г., я дослужился до должности начальника штаба отряда №2 (мой родной был №7). Во многом это получилось и потому, что, когда я возвращался в отряд из неудачной разведки в комендатуре, я забрал в отряд и сформированную там группу, состоявшую из нескольких моих учеников и пятерых Пржевальских. Мы поддерживали друг друга, например, Пржевальский Александр (он из ветви родословного древа Ивана Григорьевича, а я – от Леонида Григорьевича), все время меня «подменял», когда я «повышался». Дослужился в отряде №7 до командира, когда из отряда образовался батальон.
Через некоторое время я уже исполнял обязанности комиссара отряда. В этой должности провоевал более четырех месяцев. Потом бригаду разукрупнили и я попал в новую – «бригаду Кириллова». Из отряда образовался батальон. Я стал начальником штаба батальона.
Перед соединением с частями Советской Армии полтора месяца исполнял обязанности командира батальона. Это был период самых жестоких боев, когда всех партизан загнали в Паликовские болота. По официальным данным, оттуда, как говорил когда-то П.М. Машеров, вышел только каждый седьмой, остальные были или уничтожены, или пленены.
Когда нас крепко прижали, я получил приказ прикрыть отход бригады к Березине и потом действовать самостоятельно. Но бригаду «положили» на Березине, а мой батальон, хотя и с боями, все-таки сумел вырваться из окружения и соединиться с частями нашей армии. Батальон участвовал в уничтожении окруженных немцев в районе Витебска. 
Потери после всего были большие, но мы стали основой восстанавливающейся бригады. В нее вливались вышедшие из окружения. 
Моя партизанская жизнь закончилась в Витебске парадом всех партизанских соединений области. Там я встретился с женой. 
Ее судьба тоже была сложной. Живя под Витебском, она всегда оказывала помощь моим разведчикам, идущим к городу на задания. Предупрежденная о готовящихся фашистских репрессиях, она, подделав паспорт, с тремя детьми и с женой Пржевальского Александра перешла в партизанскую зону и в течение года, была в лесных лагерях при госпитале. Во время карательной экспедиции в деревне Кветча, Бегомльского района все были захвачены противником. В лагере на поле, за колючей проволокой их согнали пару тысяч - стариков, матерей с детьми. От голода начались смерти. Но в одно утро охраны не оказалось, а днем лагерь обнаружили наши армейские разведчики и сказали, что они уже в советском тылу…
После расформирования бригады часть командного состава была послана «на восстановление народного хозяйства». Я получил назначение в Богушевск, на должность заведующего РOHO - восстанавливал школы. В течение 7 месяцев находился на брони.
Потом начались осложнения: руководитель подполья погиб и некому было подтвердить мое задание по службе в немецкой комендатуре, чем, конечно, заинтересовались наши органы госбезопасности. Только через 17 лет оказалось, что я все-таки был «зарегистрирован» по линии военной разведки. А тогда дело дошло до допросов «под пистолетом». 
Чтобы мои потомки не оказались с ярлыком дети врага народа» я попросил военкома, бывшего фронтовика, послать меня на фронт, рассказав ему всю правду о сложившейся ситуации. С очередной командой отбыл рядовым на фронт. 
Попал на плацдарм юго-западнее Кострина. Дважды ходил за «языком». За то, что добыли его в тяжелых условиях, мой командир гвардии старший сержант получил «Славу», двое солдат «стариков» - по медали «За отвагу», а нам двоим новым, из оккупированных районов, - по гвардейскому значку. Это было признанием и почетом…
Потом - бои за расширение плацдарма, очень кровопролитные. В одном из боев, в сложной обстановке, просто инстинктивно подал взводу: «слушай мою команду», ибо никого из офицеров в живых не осталось. Через два дня получил старшего сержанта и стал помкомвзвода. Потом бои у Зееловских высот, штурм Берлина, ранение в ногу, через две недели опять в строй и ... окончилась война...»