2. Литовско-русское казачество

На просторах Диких полей среди славян, занимавшихся козацким промыслом, родилась идея общества, основными прин­ципами которого являлись «война с врагами христианства и безженство». Запорожцы смотрели на семью как на помеху их деятельности; за введение женщины в Сечь грозила смертная казнь, блудодеяние принадлежало к числу наиболее сурово караемых, по запорожским обычаям, преступлений. Войско состояло из холостых, вдовых или бросивших своих жен казаков.

Казаки называли себя «восточные рыцари, защитники христианства». «Охранителями христианства» признавали их польские и шведские короли. Папский престол, Венеция, вся Западная Европа видели в них героев-борцов за веру Христову. Титул «витязей христианства» давали им также и московские цари[4]. В зависимости от того, где промышляли казаки, они назывались днепровскими, запорожскими, низовыми, речными. Запорожьем называли земли, лежащие по обе стороны Днепра, ниже его порогов, почти до самого Черного моря. Иногда казаков называли по укреплению, служившему им центром, или по именам ближайших городов, в ко­торые они укрывались на зиму, - киевскими, каневскими, черкасскими, винницкими, брацлавскими.

Идея казачества приобрела сторонников как в результате татарских нашествий, так и еще в большей мере – в результате польской политики. Поляки заглядывались на бога­тые земли Украины. Но чтобы завладеть ими, требовалось уничтожить Литовское княжество как отдельное государ­ство. В начале ХVI века Польша и Литва вполне могли поглотить большую часть русского населения, стать выразителем русских национальных чаяний и устранить необходимость создания отдельного русского государства, но религиозный раздел породил вражду между поляками и русскими. Католическая церковь старалась заставить православное население, живущее в Польше и Литве, признать власть Рима. Значительная часть православного населения отказалась.

В 1471 году король Казимир Ягайловец обратил Киевское княжество в воеводство, всю Украину (по польскому слову «край», по положению на границах) он разделил на поветы (уезды). Шляхта селилась на землях Украины, раздаваемых королем в награду за службу. В Украине стали прививаться польские по­рядки. В числе их и крепостничество.

Русские и литовские дворяне, желавшие получить права шляхты и во всем сравняться с нею, стали переходить в католичество. Зате­рянные среди множества поляков, они очень быстро переняли их нравы, обычаи, язык и почти все отпали от православия. Этому способствовало то, что школы, в которых обучались дети дворян, захватили в свое ведение католические монахи-иезуиты и разными способами совращали юношей в католичество. Дети дворян, принявших католичество, становились шляхтичами. Таких русских дворян нельзя было отличить от коренных поляков.

Сравнительно скоро русский народ оказался в ка­бале. Многие стали убегать на восток и за пороги Днепра от гонений за веру, и набегов татар. Естественное влечение к самосохранению соединяло их в общества. Община Запорожья, как и все другие казачьи общины, пополнялась пришельцами со всего света, открывалась всем бездомным, и «стиглому и сбеглому». Сюда пробирался и русский помещичий люд из северных областей, и польский хлоп. Запорожье стало приютом всего угне­тенного. «Из разных народов приходят к ним в войско люди и казакуют столько, сколько хотят; а об оных приходящих и отходящих письменного журнала у них не имеется»[5].

Поступая в братство, запорожец как бы порывал со всем своим прошлым и бросал даже свое прежнее имя, а принимал то, которое ему давали товарищи. Эти прозвища обозначали или занятие каким-нибудь ремеслом (например: Коваль, Ры­балка, Бондаренко, Золотаренко) или намекали на какую-ни­будь особенность в одежде или наружности (Лысый, Ру­дый, Гладкий, Нечоса, Безштанько, Перебий-Нис, Задеры-Нога, Закруты-Губа) и т. д.

Впрочем, отсутствие войскового учета не означало забвение для тех, кто погиб за веру и за други своя. За­порожцы составляли список убитых в сражении и умерших и имели «благочестивое» обыкновение поминать их в храме. Духовные лица приглашались запорожцами исключительно из Киевского Межигорского монасты­ря[6]. Как охранитель веры Христовой, рыцарский военный ор­ден Запорожья считал своею покровительницей Божью Ма­терь: церковь в Запорожской Сечи была во имя По­крова Богородицы. Когда в церкви происходило чтение Еван­гелия, все присутствующие вынимали до половины из но­жен сабли, представляя тем готовность защищать благовествуемые в нем истины во всякое время.

Казаками становились и опальные московские дворяне, и польские шляхтичи, укрывавшиеся от преследования закона, и вообще люди, любившие боевое ремесло. Народная молва приписывала запорожцам сверхестественные способности, считая их чародеями (характерниками): «стрела их не стреляла, пуля не брала, сабля не ру­била, они и не чувствовали никаких мук». Впрочем, система воинского воспитания казаков отнюдь не сказка и в ней до сих пор много непознанного. В том числе и поэтому в военную школу Запорожья поступали молодые магнаты Речи Посполитой, в дальнейшем достигая гетманства, как, например, Прецелав Ланцкоронский, Дмитрий Вишневецкий или Богдан Ружинский.

Частые набеги на Украину крымских татар заставляли и самих жителей и польское правительство принимать меры к правильному с их точки зрения устройству казачества. Когда Великое княжество Литовское пере­шло к Казимиру IV, Малорос­сия была разделена на казачьи полки и сотни. Полки назывались по городам, сотни - по местечкам и слободам. Полками командовали пол­ковники, а над всеми вообще казаками - общий начальник, «гетман войска». Первым гетманом стал Прецелав Ланцкоронский.

Развитию литов­ско-русского казачества способствовали, с одной стороны - киевские воеводы и старосты пограничных городов, с другой стороны – князья. Малороссияне в военное время служили королевству на своем иждивении, в мирное время охраняли грани­цы, занимались крепостной работой. Казаки обязаны были держать в степи «варту», т. е. линию сторожевых постов, чтобы извещать о набегах татар. Варта далеко выдвигалась в степь и располагалась на курганах (холмах). Как только показывались татары, на варте зажигался большой костер. Сигнал принимался на следующей варте и так далее, вплоть до пограничных селений.

Первоначально польское правительство не делало различия меж­ду казаками разных общин, например, черкасо-каневскими и запорожскими казаками, даже по­кровительствовало последним, находя выгодным иметь на отдаленнейших границах польского государства добровольную и храбрую стражу. Так, на Городенском сейме в 1522 году было предложено днепровские острова застроить крепкими замками (крепостями) и постоянно держать там стражу в 2000 пеших и 400 конных казаков.

Однако со временем отношение польского правительства к запорожским казакам изменилось: запорожцы не упускали случая разбить татарский улус и напасть на ханские земли, а та­тары за это отмщали вторжением в Украину. Польша неод­нократно жаловалась хану на набеги татарских отрядов, а тот отвечал на это просьбою усмирить запорожцев.

Напрасно польское правительство приказывало гетману запо­рожского войска обуздать своих казаков. Запорожцы не хотели призна­вать власть правительства над собою, пользуясь отдаленностью и недос­тупностью. Запорожское казачество стало знаменем, вокруг которого группировались народные силы, в недрах которого вызревала украинская элита. С начала XVII века польское правительство называет запорожцами всех казаков.